Исповедь авантюристки [= Незнакомец ] - Наталия Орбенина

Сердюков распахнул дверь и ворвался в гимнастический зал. Поначалу он не смог ничего разглядеть: зал освещался только луной, любопытно глядевшей в высокое окно. И лишь через некоторое мгновение он с изумлением увидел Тезауруса. Учитель висел на шведской стене на вытянутых руках. Причем к его ногам были привязаны гири, а руки продеты в кожаные ремни, чтобы было удобно держаться. Рядом стоял табурет, с помощью которого Мелих, вероятно, и влезал в странную конструкцию. При виде посторонних он дернулся и попытался быстро освободиться, но запутался и повис в еще более неудобной позе.

– Когда человек находится в таком странном состоянии тела, трудно желать ему доброй ночи, не так ли? – Сердюков иронично усмехнулся и приблизился к учителю. – Желаете ли вы, чтобы я помог вам высвободиться из тисков Лаокоона?

Мелих еще раз дернулся, но безуспешно. Сердюков помог ему вытащить руки из ремней и отвязать гири. Учитель устало приземлился на пол. И тут же на полу полицейский увидел небольшую книжицу. Тезаурус попытался подхватить ее с пола раньше следователя, но изнурительное упражнение явно отразилось на координации его движений. Следователь оказался быстрее. Пролистав брошюру, он вернул ее владельцу с явным сожалением, что этот человек, по-видимому, не является тем самым карликом. Переводная книжка предлагала мужчинам, которых Создатель обделил ростом, воспользоваться новыми чудодейственными способами увеличения роста. Надо ежедневно по часу, а то и более, висеть с гирями на ногах, тем самым вытягивая себя в длину. Так как в дневное время делать упражнения было невозможно, то Мелих во избежание насмешек и пересудов приходил в гимнастический зал ночью. Еженощно он выполнял упражнения с надеждой превратиться в рослого красавца мужчину.

Он поведал свою историю следователю с особой грустью, так как сам Сердюков отличался высоким ростом и ему были чужды такие страдания.

– А ведь вы, сударь, не только родственник директора, не так ли?

– Вы верно угадали, Осип Осипович. Я действительно служу в полиции и нынче занимаюсь тем странным карликом, который не дает покоя воспитанницам пансиона.

– И пропажей господина Хорошевского?

Мелих растирал руки, затекшие от жестких ремней.

– С чего вы взяли, что он пропал?

– Я хорошо и давно знаю Андрея Викторовича. Тут многие полагают, что супруги рассорились и он просто ушел от жены. Андрей никогда не смог бы так поступить. Он иной человек – честный, открытый и искренний. Он никогда не стал бы делать того, что навредило бы пансиону. Ведь это его воплощенная мечта, его детище. Он создал такое учебное заведение, в котором девушки получают прекрасное образование, но при этом оно лишено тех излишних строгостей, которыми славился Институт.

Великая удача для него, что его супруга оказалась его единомышленником и другом. Не пожалела своих денег для воплощения мужниной мечты. Сказочная женщина! Я знал ее еще девушкой, воспитанницей Института. А что касается ваших подозрений, хоть они для меня и чрезвычайно обидны, но я вас прекрасно понимаю. Естественно, как человек маленького роста я должен был вызвать подозрения. В частности, и это обстоятельство подвигло меня на телесные экзекуции. Но уверяю вас, я лучше разорву себя на части неподъемными гирями, чем нарушу свой человеческий и учительский долг. Нет, Мелих никогда не опустится до того, чтобы подсматривать за ученицами или пугать их! К тому же я собираюсь жениться, вернее, хотел бы посвататься к одной замечательной особе. Поэтому чистота репутации для меня важна вдвойне. Да вот беда, моя избранница выше меня на голову. Собственно, это и есть главная причина, почему вы застали меня за таким странным занятием.

– Вот незадача! – засмеялся Сердюков. – Полно вам мучить себя из-за таких пустяков. Если есть любовь, рост не помеха. Пушкин Александр Сергеевич был как раз на голову ниже своей несравненной жены.

– Так то Пушкин! – Мелих грустно посмотрел на полицейского. – Да и вам хорошо рассуждать при вашем-то росте. За вас любая пойдет. Сытый голодного не разумеет.

Да, если б только в росте было дело! Тогда Сердюков точно бы попал в первые женихи всей Империи.

Утром Сердюков поведал Аполонии результаты ночного расследования. Хорошевская выслушала его и бессильно опустила руки.

– Я начинаю думать о самом печальном исходе.

– Никогда нельзя отчаиваться раньше времени. У нас еще есть шансы. Но теперь, если позволите, я приступлю к этому делу как лицо официальное, а не как родственник. Для этого я должен вернуться на некоторое время в Петербург, доложить начальству об открытии дела, касающегося исчезновения директора пансиона.

Сердюков отбыл в столицу, обещая вернуться как можно быстрее. Родители забирали детей из пансиона, приближались каникулы. Все тише становилось в дортуарах и классах. Персонал тоже разъезжался, многие уже поговаривали о поисках нового места. Исчезновение Хорошевского стало очевидным, и поддерживать видимость его присутствия стало почти невозможно. Проводив очередную ученицу, Аполония вернулась в квартиру и забилась в угол дивана, поджав под себя ноги. К ней на колени сразу прыгнул Жалей. Она зарылась лицом в белую пушистую шубку животного.

– Пожалей меня, котик! Пожалей нашего Андрюшеньку, голубчика!

Кот замурчал и положил на высокую хозяйскую грудь свои широкие лапы. Его круглые, как пуговицы, глаза уставились на Аполонию, и он замурлыкал:

– М-р… Х-р… М-р…

Аполония вздохнула и заплакала. Кот напомнил ей о первой семейной ссоре с Андреем. Какой-то сущий пустяк, но они оба вдруг раскричались, расшумелись, наговорили друг другу нелицеприятных слов. Андрей хлопнул дверью и ушел. Она же осталась реветь в одиночестве и удивляться, как это ее угораздило выйти замуж за этого грубияна и совершенно чуждого ей человека. А через полчаса, когда он еще не вернулся, Аполония металась по комнатам, проклиная себя за невоздержанность, обещая, что все простит мужу, только бы он вернулся домой.

Андрей, оказавшись на улице, уныло уселся на скамью и задумался. Его мысли проделали приблизительно такой же путь, что и мысли его жены. Размышляя о ссоре, он увидел невдалеке мужичка, который от скуки или от жестокости нрава развлекался тем, что бросал перед собой маленького котенка. Котенок, крохотный, беленький, пушистый, всякий раз, хромая и пища, возвращался к бессердечному хозяину. Тот, ни слова не говоря, снова швырял котенка на тротуар. Котенок хромал обратно, и все повторялось. Хорошевского так поразила увиденная им картина, что он даже на некоторое время позабыл о семейных неурядицах. Почему несчастное животное не бежит прочь? Не так ли и человек поступает от безысходности? А мужичонка? Неужели подобная жестокость доставляет ему радость? Воистину страдания и унижение слабого существа дают некоторым особам ощущение собственного величия.

– Послушайте! Зачем вы мучаете животное? Неужели вам его не жаль? Ведь это тварь божия? – не выдержал Хорошевский.

– А тебе-то что? – огрызнулся мужик. – Жалостливый? Забирай, коли так!